Капитан поднялся, выпрямился.

– Философия, говорите? Да будет вам известно, весь следующий месяц еды не будет. Все наши запасы…

– Я знаю, – кивнул вуб. – Но разве, следуя вашим же принципами демократии, не справедливее ли всем нам тянуть жребий – соломинки, спички или что-нибудь в таком роде? В конце концов, на то демократия и существует – охранять меньшинство от посягательств на их права. И если каждый из нас проголосует…

Капитан пошел к двери.

– Вот это видел? – Он показал вубу кукиш. Потом открыл дверь, и с широко раскрытым ртом, вытаращенными глазами, застыл, как громом пораженный, схватившись за ручку двери.

Все это время вуб пристально смотрел на капитана. Некоторое время спустя, протиснувшись мимо Франка, прошлепал в коридор и в глубокой задумчивости спустился в кают компанию.

Все молчали.

– Вот видите, – нарушил тишину вуб, – в наших мифологических структурах немало общего. Мифологические символы, также, как Иштар, Одиссей…

Петерсон, глядя в пол, заерзал.

– Продолжайте, – сказал он, – продолжайте, прошу вас.

– Ваш Одиссей, как мне кажется, есть фигура, общая для мифологий подавляющего большинства народов, обладающих самосознанием. Одиссей странствует – он индивид, сознающий себя, как такового. Вот в этом-то и заключена идея, идея разделения. Он отделяется от семьи, от родины, начинается процесс индивидуализации.

– Но Одиссей вернулся домой, – сказал Петерсон, заглянув в иллюминатор на звезды, звезды без конца и края, пылающие маяки в пустоте Вселенной. – В конце он возвращается.

– Как тому и надлежит. Период отсоединения – только временная фаза, недолгие странствия души. Есть начало, есть и конец. Странник возвращается к родному очагу и сородичам…

Дверь распахнулась, и вуб замолчал. В каюту ступил капитан Франко, остальные в нерешительности топтались у двери.

– Ты в порядке? – спросил Француз.

– Ты меня спрашиваешь? – удивился Петерсон. – Почему ты меня спрашиваешь?

Франко опустил пистолет.

– Подойди сюда, – приказал он Петерсону. – Поднимись и перейди сюда.

Петерсон посмотрел на вуба.

– Иди, – посоветовал вуб. – Это роли не играет. Петерсон поднялся.

– Чего вы хотите?

– Это приказ. Петерсон пошел к двери. Француз схватил его за руку.

– Да что с вами стряслось? – Петерсон вырвался. – Что на вас нашло?

Капитан Франко осторожно двинулся в направлении вуба. Вуб смотрел на капитана, смотрел снизу вверх – он, прижавшись к стене, лежал в углу.

– Все-таки интересно, – сказал вуб, – до какой степени вас захватила идея меня скушать? Но почему – этого я не понимаю!

– Встань, – приказал вубу Франко.

– Если вы настаиваете. – Вуб со вздохом начал подниматься. – Секунду терпения – дело для меня нелегкое. – Он наконец встал, но дышал тяжело, открыв пасть, свесив язык, который, как маятник, качался в такт его дыханию.

– Стреляйте, капитан, – попросил Француз.

– Бога ради! – воскликнул Петерсон.

Джоунс, у которого от страха глаза вылезли из орбит, быстро повернулся к нему.

– Если б ты его видел… как статуя… стоит, рот раскрылся… Если бы мы не поднялись, он бы и сейчас так стоял.

– Кто? Капитан? – Петерсон поглядел по сторонам. – Но сейчас он в порядке!

Все смотрели на стоявшего посредине комнаты вуба.

– С дороги, – приказал Франко, и люди отступили к дверям.

– Вы меня боитесь, кажется? – спросил вуб. – Разве я вам чем-то помешал? Причинил вред? Я категорически против боли, я ненавижу причинять боль. Я всего лишь пытался защитить себя. Или вы думали, что я с радостью брошусь навстречу собственной гибели? Я такое же разумное существо, как и вы. Мне хотелось осмотреть ваш корабль, узнать, как он устроен, познакомиться с вами. Вот я и предложил туземцам…

Пистолет в руках капитана задрожал.

– Вот видите, – процедил Франко, – я так и думал…

Вуб, тяжело вздыхая, сел и лапой подобрал под себя хвост.

– Жарковато, – сказал он. – Очевидно, рядом машинное отделение.

Энергия атома. Вы научились творить с ней чудеса. Технические… Но моральные, этические проблемы ваша научная иерархия решать не…

Франко повернулся к команде. Люди с испуганными глазами молчаливо сбились в кучку.

– Я сам. Вы смотрите, если хотите.

– Попытайтесь попасть в мозг, – кивнул Француз. – Мозг все равно в пищу не идет. А в грудь лучше не целить, если попадете в грудную клетку, будем черт знает сколько времени выковыривать кусочки кости.

– Слушайте. – Петерсон провел языком по сухим губам. – Что он вам сделал? Какой вред причинил? Я вас спрашиваю! И вообще, он мой. Никто не имеет права его стрелять! Он вам не принадлежит!

Франко поднял пистолет.

– Я уйду, – побледнев, сказал Джоунс: он поморщился, как будто его подташнивало. – Не хочу видеть.

– И я тоже, – заявил Француз.

Оба, что-то бубня под нос, вышли в коридор. Петерсон же никак не мог выйти, топтался у двери.

– Мы про мифы разговаривали, – сказал он. – Он добрый, безобидный.

Он покинул каюту. Франко подошел к вубу, а вуб медленно поднял глаза, сглотнул слюну.

– Глупо, как глупо, – сказал он. – Очень жалко, что вам проходится… что вам так хочется… У вас есть притча, в которой ваш Спаситель… – и, глядя на пистолет, вуб замолчал. – Неужели вы сможете… глядя мне в глаза? Неужели сможете?

Капитан сверху вниз посмотрел на него.

– Смогу. Глядя тебе в глаза. У нас на ферме были боровы, грязные черные полосатые боровы. Я смогу.

Глядя в мерцающие влажные глаза вуба, капитан нажал на спусковой крючок.

У мяса был изумительный вкус. Люди сидели за столом подавленные, кое-кто вообще к еде не притронулся. Если кто и наслаждался обедом, так это капитан Франко.

– Еще? – предложил он, обратившись ко всем собравшимся. – Кому добавки? И немножко вина, пожалуй.

– Только не мне, – скривился Француз. – Пойду, наверное, в штурманскую.

– И я тоже. – Джоунс, отодвинув стул, поднялся. – До скорого.

Капитан посмотрел им вслед. Еще несколько человек извинились и ушли.

– Как ты думаешь, что это с ними? – спросил капитан, повернувшись к Петерсону. Петерсон смотрел на тарелку перед собой, на картофель, зеленый горошек толстый ломоть нежного, сочного мяса.

Он что-то хотел сказать, но не выдавил ни звука. Капитан положил руку на плечо Петерсона.

– Всего-навсего органика, – весело сказал он. – Жизненная сущность ушла. – Он отрезал кусочек мяса, корочкой хлеба подобрал соус. – Лично я люблю поесть. Чем еще наслаждаться разумному живому существу? Еда, отдых, медитация, беседы…

Петерсон кивал. Еще двое встали и вышли. Капитан сделал глоточек воды и вздохнул.

– Ну-с, – произнес он, – обед был превосходный, должен вам сказать.

Они были правы – мясо вуба великолепно на вкус. Очень вкусно. До сих пор не было у меня возможности попробовать самому.

Он промокнул губы салфеткой, откинулся на спинку стула. Петерсон отрешенно смотрел в стол.

Капитан внимательно посмотрел на Петерсона, наклонился к нему:

– Ну будет вам! – сказал он. – Веселей! Не унывайте! Давайте побеседуем. – и улыбнулся. – На чем я остановился, когда нас перебили?

Ага, я рассуждал о смысле фигуры Одиссея в мифах…

Петерсон вздрогнул, в ужасе уставился на капитана.

– Продолжим, – как ни в чем не бывало проговорил капитан. – Одиссей, в моем понимании…